ФЕСТИВАЛЬ  Rock in Opposition 2015: часть 2

Окончание. Первую часть репортажа читайте на Звуках.

Воскресная программа в среднем оказывается, пожалуй, и вовсе самой сильной за все три дня, пусть в ней и не находится места историческим событиям вроде реюниона Art Zoyd. Открывает её наш герой Алек Редферн, худой длинноволосый человек с аккордеоном, аттестовавший сам себя в интервью Звукам как белую ворону на лейбле Cuneiform. В самом деле, его музыка – не авант-рок европейского образца, а скорее эдакое дарк-кабаре с чуть более заметным налётом "авангардизма", чем это привычно ожидать от данного жанра; от Ника Кейва Редферн, пожалуй, почерпнул больше, чем от Henry Cow (хотя если вспомнить о совместном альбоме Henry Cow и Slapp Happy "Desperate Straights", то пропорция будет уже не столь очевидной). Количество музыкантов в его группе The Eyesores по временам доходило до пятнадцати, но в затратный европейский тур, конечно, отправился минимальный состав из пяти человек: клавишница, валторнистка, контрабасист и барабанщик. Последний запомнился тем, что играл на установке вовсе без "железа" (хай-хэта или тарелок), что, опять-таки, толкало музыку группы в сторону от RIO и ближе к современной «независимой» поп-музыке (к подобной практике часто прибегали, например, Animal Collective). Интересное решение нашли и для клавишных, которые у Редферна эмулируют звучание дешёвого шестидесятнического органа "Фарфиза", а не его куда более распространённого в рок-музыке собрата-"Хаммонда"; всё вместе даёт на выходе тёплый, живой, рукотворный звук.

Эти аранжировочные кунштюки, впрочем, не имели бы никакого значения, если бы не песни самого Алека – умные, тонкие, изысканные, спетые с той самой разговорной человеческой интонацией, которой так часто не хватает "оппозиционному року" в целом. Надо признать – если у жанра и есть какие-то общие слабые места, то это вокал, с которым многие здесь не вполне знают, что делать, и зачастую предпочитают либо не делать вовсе ничего (то есть играть инструментальную музыку), либо "экспериментировать" с весьма непредсказуемыми результатами. Редферн же обходится со своим голосом так, как, в сущности, с ним и следует обходиться – он им поёт (иногда на пару с клавишницей). И хотя Карузо из него не выйдет, это не имеет никакого значения – напротив, благодаря простоте и естественности его подачи, в музыке The Eyesores появляется совершенно особенная красота и такое, я бы сказал, скромное достоинство: здесь речь идёт уже не о прогулке по дну канала и не о космических путешествиях, а об интересном доброжелательном разговоре за чашкой кофе.

Похоже на то, что составители программы RIO-фестиваля нарочно каждый день предоставляли первый слот в расписании исполнителям относительно "лёгкой" музыки по меркам жанра – таковы Aquaserge, Reve General, Алек Редферн и The Eyesores… Очевидно, каждому из них отводилась роль своеобразного аперитива, после которого уже можно без опаски повышать градус – в воскресенье это повышение ощущалось, пожалуй, наиболее резко. Японская группа Happy Family, сменившая Редферна, играет тяжеленный авант-фьюжн с поистине самурайской самоотдачей: как вдавливают педаль газа первым аккордом, так и не снимают с неё ногу до самых финальных поклонов. Happy Family настояли, чтобы их выступление проходило в малом зале – во имя более тесного контакта с аудиторией; что ж, это пространство их грохочущая музыка действительно заполнила целиком; если по углам зала какой-нибудь недальновидный паук сплёл бы паутину, то звуковая волна, надо думать, разорвала бы её в клочки. Название проекта, разумеется, восходит к песне King Crimson (такие референции поклонники прог-рока считывают на раз), и в гитарных риффах Такахиро Идзутани в самом деле есть что-то фрипповское – правда, времён не столько альбома "Lizard", на котором как раз и была когда-то издана песня "Happy Family", а скорее дисков вроде "Red" и "Larks’ Tongues in Aspic". Однако манера работы японских музыкантов с заимствованным материалом давно и хорошо известна: они импортируют некий музыкальный стиль и доводят его до абсолюта (чтобы не сказать – до белого каления). Именно так действует и «счастливое семейство»: четверо маленьких улыбчивых мужчин, кажется, хотят буквально взорвать слушательские барабанные перепонки. Между тем за громкой и жёсткой фактурой скрывается довольно хитроумно организованная музыка: чего стоит хотя бы полиритмия в композиции "Slide" или инструментальная вязь "The Great Man". Стоит ушам привыкнуть к напору и уровню децибелов – и всё становится на свои места.

Невероятно, но факт: предпоследние участники фестиваля, американцы Secret Chiefs 3, по традиции закутанные с ног до головы в монашеские робы, оказались ещё громче, чем Happy Family. По ощущению, их прошлогодний сет в Москве был более разнообразным – несмотря на обилие проблем, с которыми была связана организация того концерта: маленький, совершенно не подходящий для концерта подобного уровня клуб, сломанная нога Трея Спруэнса, заставившая его статично восседать на сцене на протяжении всего выступления, и т.п. На сей раз Трей носился по сцене как угорелый, постоянно меняя амплуа – то играл на клавишных, то на электрогитаре, а порой на странном четырехструнном восточном инструменте (уд? саз?), тоже, разумеется, подключённом к усилителю. Звук также был на высоком уровне, и техническое мастерство участников группы не подлежит сомнению – однако показалось, что SC3 продемонстрировали благородному собранию лишь одну грань своего таланта, выдав жёсткий, убедительный, но слегка затянутый сеанс хэви-металлической долбёжки. Как только Спруэнс сотоварищи уходили в древнегреческую ладовую музыку или заводили восточные темы, становилось значительно интереснее – хотя барабанщик и тут отчего-то усердствовал в мощных, но однообразных брейках. А вот, к примеру, сёрфа (тоже имеющегося у ансамбля в репертуаре) или вариаций на темы киномузыки аудитории в этот раз почти не перепало.

Вместе с тем, надо сказать, что творчество группы – это, по контрасту с Pryapisme, как раз пример стопроцентно осмысленного саунд-коллажа: Спруэнс не один месяц посвятил изучению пифагорейских ладов и прочувствовал изнутри специфическое устройство интересующих его чужестранных музыкальных культур – античной ли, ближневосточной или ещё какой. Само собой, это тоже постмодерн и стилистическая чересполосица – однако оправданная здесь и музыкально, и даже драматургически: не зря Secret Chiefs 3 на своих студийных записях как бы делятся на несколько разных "подгрупп" со своими названиями (Holy Vehm, Ishraquiyn и т.п.), которые затем вступают друг с другом в причудливые взаимодействия.

Несомненно оправданно было и появление ансамбля в Cap Decouverte: европейский RIO и американская независимая джазовая и рок-сцена, причём как на восточном, так и на западном побережье, – это во многом симметричные истории, с некоторых пор и вовсе пересекающиеся самым непосредственным образом (благодаря переезду в США многих классиков жанра, например, Фреда Фрита). Плюс к тому, записи тех же Present уже много лет благополучно издаются на американском лейбле Cuneiform. Так что связи здесь давно и успешно налажены, и приглашение SC3 на французский RIO-фестиваль не вызывает никаких вопросов.

Зато много вопросов было по поводу проекта, которому досталась почётная миссия закрывать трехдневный марафон во французской глубинке. The Very Big Experimental Toubifri Orchestra – диковинное название, практически никому ни о чём не говорившее: кто это, что это? Оказалось – чудо из чудес: восемнадцать человек, тинейджеров или вчерашних тинейджеров, устроивших на сцене невероятно талантливый капустник. Toubifri – это, как выяснилось, "to be free" (а uKanDanZ – видимо, "you can dance", хотя это уже не более чем моя гипотеза), и степень творческой свободы здесь и впрямь какая-то запредельная: однажды, например, по команде клавишника, очевидного лидера проекта, все музыканты внезапно застыли на сцене в тех позах, в которых их застал его властный окрик, и реально провели в режиме "живой картины2 целую минуту. В другой раз мужская часть оркестра внезапно мигрировала в зал, выцепила с мест несколько дам (включая, кстати, мою коллегу, обозревателя журнала In Rock Елену Савицкую) и станцевала с ними щемящий ностальгический вальс. Почти у каждого участника был предусмотрен сольный выход: один из саксофонистов, одетый, как стриптизёр, прочитал рэп, девушка в балетной пачке выдала несколько ярких па, а барабанщики – симпатичная юная леди и долговязый худой парень – устроили целую ритмическую дуэль, в какой-то момент полностью отвлекшись от собственно ударных и скрестив барабанные палочки на манер фехтовальных рапир. Всё происходящее сопровождалось искромётным конферансом на французском, который вызывал у публики взрывы хохота – словом, это был и вправду триумфальный заключительный перфоманс, тем более успешный и уместный, что и по музыкальной части всё в нём было в полном порядке. Порой вспоминались, к примеру, Flat Earth Society (они же FES, проект бельгийца Петера Фермеерша, издающийся на майк-паттоновском лейбле Ipecac), порой – и вовсе курёхинская "Поп-механика", а под занавес музыканты на добрые минут 10-15 ушли в абсолютно построковый грув, неотвратимо и очень выразительно наращивая, нагнетая градус громкости и напряжения: от стартового инструментального полушёпота до всамделишной "стены звука" в финале. Жаль, что аудиозаписи (а у оркестра есть номерной альбом), очевидно, неспособны в полной мере транслировать ощущения, возникающие от спектакля Toubifri Orchestra: здесь необходим как минимум DVD-диск, а ещё лучше – опыт живого присутствия на концерте.

Вместе с тем, эйфорический сет ансамбля послужил напоминанием о том, что RIO – это не сплошь уходящая натура, не территория, на которой в наши дни живут лишь сбитые лётчики да военные пенсионеры. Toubifri – сущие дети, играющие при этом совсем не детскую музыку, яркую, выразительную, сложноустроенную; при этом они – лишь малая часть куда более широкой авант-роковой сцены, существующей вокруг неофициальной столицы текущей французской независимой музыки, города Лиона. К этой сцене принадлежат и uKanDanZ, и Pryapisme (да, она неоднородна по качеству, как и любой другой феномен такого рода), и, например, группа CHROMB!, чьим концертом я наслаждался в прошлом году в Вюрцбурге на Freakshow Art Rock Festival. Пользователи фейсбука даже нарисовали схему, наглядно иллюстрирующую положение дел: на ней представлено десять разных, так или иначе пересекающихся друг с другом ансамблей, а в центре – "загадочный химический элемент, который в Лионе подсыпают в водопроводную воду". На деле ареал распространения этого элемента – вовсе не только Лион; там же, в комментариях, мгновенно вспомнили о существовании сходных сцен, к примеру, за океаном, в Нью-Йорке и Бостоне.

Самое же главное, что музыканты, их составляющие, не занимаются лишь подражательством, подобно иным жертвам текущей "ретромании", заглядывающимся, скажем, на шестидесятнический психо-поп или восьмидесятнический нью-вейв. Есть ощущение, что RIO как жанр, во всей совокупности своих идеологических, философских и чисто музыкальных постулатов, противостоит, препятствует этому – в нём изначально заложена такая центробежная сила, такой первооткрывательский драйв, такая мощная энергия бунта, мятежа, освобождения от каких-либо догм и скреп, что он буквально выталкивает из своего пространства всех, кто планировал избегать риска и действовать наверняка. Симптоматично, что даже по соседству – например, в пространстве примыкающего жанра "цойл" – всё обстоит иначе: артистов, копирующих саунд придумавшей цойл группы Magma, во все времена было достаточно. Клонов же Art Zoyd, или Present, или Henry Cow, или Etron Fou Leloublan просто нет – потому что их не может быть. И в этом залог того, что RIO-фестиваль в Cap Decouverte и в последующие годы не будет испытывать, выражаясь футбольным языком, "трудности с заполнением заявки" – даже после того, как все классики отпразднуют там свои сорок четвёртые, пятьдесят вторые или шестьдесят восьмые с половиной юбилеи.