MOLOKO  "Ребятам, придумавшим хаус и техно, осталось всего 10 лет до дома престарелых"

90-е были десятилетием, когда трип-хоп, эйсид джаз и брейкбит звучали из каждого утюга. Tricky, Massive Attack и представители ростера британского лейбла Ninja Tune стали новыми символами десятилетия. К сожалению, один из самых ярких и самобытных проектов того времени не дожил до новых времен и не сулит надежд на скорый камбэк.
Группа Moloko появилась в 1994-м и просуществовала всего 10 лет, задав мощный вектор для развития инди-поп сцены. Четыре номерных альбома этого феерического дуэта подарили миру столько незабываемых хитов, что и сейчас вы можете частенько услышать творчество Марка Брайдона (Mark Brydon) и Ройшин Мёрфи (Roisin Murphy) в их оригинальных версиях и в виде каверов.

Если сольная карьера Ройшн была все это время на виду, то Марк на некоторое время ушел в тень и сосредоточился на продюсировании и студийной работе. В ходе нашей беседы он рассказал, как строит студию в Испании, вспомнил как создавал 15 версий трека Moloko и поразмышлял о музыке, которая его вдохновляет.

Звуки: Привет, Марк! Где вы сейчас находитесь и что у вас на повестке дня?
Марк Брайдон: Последние 4 года я провел, покинув Великобританию и переехав в Испанию, на Майорку. Сейчас я как раз заканчиваю здесь строительство студии. Чувствую себя достаточно отстраненным от прошлого, честно говоря. Совмещаю музыку и создание бетонных скульптур. Для меня это, по сути, единое целое.
Британия кажется мне ядовитым местом, особенно после Brexit. Все разрушено. В Лондоне я чувствовал себя депрессивно, и переезд в другие города не особо помог.

Звуки: Есть ли на горизонте какая-нибудь новая группа, которую вы хотели бы начать с нуля?
Марк: Не, о чем ты! Я старый хрен. Я сейчас занимаюсь spoken word-проектом одним с американским парнем (смеется).

Звуки: В наше время процесс создания музыки может быть бесконечным и одновременно стремительным. Когда вы чувствуете, что работа наконец-то закончена?
Марк: Это очень интересный вопрос. Я не дам заднюю, пока не буду доволен. В каком-то смысле создание музыки сильно ускорилось, ты прав. Рабочий процесс стал быстрым, не нужно возиться с пленками, переслушивать их снова и снова. Но в этом есть и свои минусы - рабочий процесс замедляется. В 80-е годы, когда мы делали треки, надо было закончить работу в определенное время. Приходишь, когда никого нет, в студию, поработал и к определенному часу ее освободил. Возможности другие. Уж не знаю, хорошо это или плохо.

Звуки: Вы сочиняете музыку в голове, или предпочитаете накладывать слои и сводить полученный результат?
Марк: Для меня это просто коллаж, потому что я не читаю нот. Сама музыка дает мне вектор, куда двигаться. Вот делаешь что-то вроде бы и неправильно, а на выходе все получается наоборот.

Звуки: С какого инструмента вам больше всего нравится начинать композицию?
Марк: Бас-гитара, потому что это корень всего. Если бас и барабаны звучат хорошо, то все остальное приложится. Иногда сделал первый слой, потом наверх что-то добавил. Музыка, основанная на басе (не важно гитарном или синтезаторном), стала основой регги и культуры саунд-систем с 70-х годов, и именно она сформировала большую часть британской сцены. Вот где для меня сердце музыки!

Звуки: А еще даб…
Марк: Даб очень важен. Помнишь пластинку "Bela Lugosi's Dead" Bauhaus? Она до сих пор остается ярчайшей иллюстрацией даба. Но и нельзя не связать его с пост-диско музыкой. Например у группы Imagination, которая мне, честно говоря, не очень нравилась, есть даб-версия альбома, которая тоже звучит великолепно.

Звуки: Насколько для вас важна идея имиджевой концепции вашего потенциального проекта? Или для вас это уже не приоритет?
Марк: Однозначно важна. Я думаю, что Moloko удалось создать узнаваемый имидж. Группа жила имиджем. Мы оба визуально-ориентированные с Ройшин. Изначально наша идея заключалась в том, чтобы делать чистую поп-музыку, но без уклона в сентиментальность. Честную. Как это делали, например, Devo, но как бы в обратном порядке.

Звуки: А как вы относитесь к современной независимой музыке? Считаете ли вы, что музыкальное производство все еще работает по тем же принципам, что и в прежние времена?
Марк: Мне нравится Kaytranada. Spotify знает, что он мне нравится, и постоянно напоминает об этом. Суть в том, что сейчас у каждого есть свобода выбора. Раньше ты либо то слушаешь, либо другое. Думаю, мы прошли уже эти времена. Процессы несомненно ускорились.

Звуки: Кстати, расскажите о своем первом продюсерском опыте.
Марк: Это был коллектив под названием Chagg. Пресса говорила, что мы делаем industrial funk, что в принципе довольно точно, наверное. Нас было пять человек. Половина из нас как раз увлекалась электро и пост-диско. Это был не совсем индастриал в традиционном понимании, потому что это именно была группа. Мы пытались работать с электронными секвенциями, но при этом не теряли человеческого лица - забойного фанка, который рождается только в атмосфере джемов.

Звуки: За свою карьеру вы спродюсировали много пластинок. Есть ли среди них та, которой вы особенно гордитесь, и почему?
Марк: Проект Moloko был, вероятно, самой высокой точкой моей карьеры, но я думаю, что самое главное, чем я по-настоящему горжусь, это студия Fon, которую мы открыли в Шеффилде. Это был какой-то плавильный котел для тамошних персонажей. Плюс Warp под боком. Катализатор для многих вещей, в общем. Это наследие, которым я горжусь.

Звуки: Что для вас было работать над музыкой Moloko? Сильно ли ее изменил контракт с мейджором?
Марк: О да! Помню как делал почти 15 разных версий микса альбома. Потому что мы были поп-группой ну и требования были высокие. Боссы лейбла раздраженно вопрошали: где снэйр, Марк? А я говорю: так он всю аранжировку замедляет. Примерно на 13-м миксе я убедил их, что snare - вульгарная штука и без него все звучит лучше.

Звуки: Какая пластинка Moloko ваша любимая?
Марк: Ну, тут я буду не особенно оригинален. Наш первый альбом - "Do You Like My Tight Sweater?" Это было очень круто.

Звуки: Я правильно понимаю, что Ройшин была для вас как героиня Жанны в “Последнем танго в Париже”?
Марк: Мы были парой на протяжении двух выпущенных альбомов. Думаю она не была такой загадочной, как Жанна. Ройшин всегда следила за тем, чтобы все знали ее имя.

Звуки: Что вас интересует в профессиональном плане на данный момент? Это может быть все что угодно, начиная от оборудования и заканчивая определенными техниками продакшна.
Марк: Мне нравится проводить время в интернете в поисках [треков] а капелла. Всегда можно “нарезать” такие вещи, разгуляться как душе угодно.. И это не так сложно, как раньше. Революция за программным обеспечением, софтом. Я думаю так всегда и было. Технология диктовала процесс - от электрогитары до революции драм-машин.

Звуки: Согласитесь, без сэмплов и 90-х не было бы…
Марк: В какой-то степени они есть и сейчас. Просто теперь их предоставляет интернет-провайдер (смеется).

Звуки: Но это не исключает всей юридической волокиты с ними!
Марк: Кстати, вот история, вспомнил: у меня был готовый альбом для издания на Acid Jazz Records и он был просто напичкан сэмплами. Ну закончил я его сочинять, свел и сказал: ребята, лучше очистите эти сэмплы. А они сказали: “Эй, брат, слушай, мы Acid Jazz Records, мы не заморачиваемся по этому поводу”. Ну и вот, через неделю после релиза буквально кто-то подал жалобу. Так что эта работа была пустой тратой времени.

Звуки: Какое десятилетие в истории музыки по-настоящему изменило вас?
Марк: Мое музыкальное десятилетие - это, конечно, 70-е годы, потому что я тогда был подростком. Мне нравились Led Zeppelin, группы пожестче типа The Groundhogs, ну а потом в пятницу вечером я танцевал под Джеймса Брауна (James Brown). Это была чудесная жизнь.
Еще я бы добавил Steely Dan. И была такая песня "Fly Like an Eagle" группы Steve Miller Band. Помнишь? Мы все ахнули, когда ее услышали: что это за хрень такая прикольная?

Звуки: В общем, джазовых влияний немало…
Марк: Определенно! К тому времени, когда танцевальная музыка стала более электронной, появились Kraftwerk и Human League, конечно. Я был готов со всей сознательностью принять и такую музыку.

Звуки: Когда вы только начинали экспериментировать с музыкой, какое у вас было оборудование?
Марк: Ну, сначала мы возились в спальнях с лупами на магнитных лентах. У нас был магнитофон на 4 дорожки, так что на четвертьдюймовой ленте (0.635 см) можно было записать 4 лупа, которым старательно придавали форму и структуру. Таким образом можно было что-то выдумать интересное. А еще кому-нибудь в руки могла попасть драм-машина. Это было классное время для создания музыки - конец 70-х и 80-е годов. Впервые появилась некоторая свобода звукозаписи за пределами дорогих студий.

Звуки: Почему в музыке всегда существует конфликт поколений, кстати?
Марк: Не знаю. Молодые люди, наверное, считают, что моя музыка - это вообще музыка бумеров (смеется). Слушай, да мое поколение придумало рейв, вообще-то. Если так подумать, то ребятам, придумавшим хаус и техно, осталось всего 10 лет до того момента, когда все они попадут в дома престарелых! И я сейчас абсолютно искренне.
Вот молодая девушка DJ Peggy Gou вообще в своих сетах ставит хит Darude "Sandstorm", родом из 2000 года. Объясни, почему так происходит? А потом понимаешь - некоторые ребята из 80-х тоже любили играть музыку прошлого десятилетия.
Тут как бы некоторая связь поколений сохраняется, приятная задержка на 10 лет.