Nick CAVE  Смешать и взболтать

Рифмовать на автомате "любовь" и "кровь" Ник Кейв приучился еще 20 лет назад, когда дуплетом вышли альбомы "Let Love In" и "Murder Ballads", поэтому нет ничего странного в том, что австралийский смутьян периодически обращается к этой своей ипостаси, где от идиллии до трагедии один шаг. По справедливости, нынешний тур музыканта стоило бы назвать Nick Cave & Nick Cave & the Bad Seeds. Это и не сольные концерты, и не шоу группы в привычной для нее одурманивающей атмосфере коллективного гипноза; не презентация нового альбома, даром что "Push the Sky Away" был сыгран больше чем наполовину, и не программа хитов - хотя ими Кейв умело пользуется, зная, в какой момент поддать угля и сыграть исступленно-похотливую "From Her to Eternity". Это именно что импровизация в заданных координатах: сетлист вчерашнего выступления в "Крокус Сити Холл" можно было угадать процентов на 90, но список песен дал бы лишь очень приблизительную дорожную карту вечера.

Показателен выход группы. Ему предшествует растянутая на добрых минут пять басовая партия из "Water's Edge", которая сменяется какофонией ударных Томаса Видлера (Thomas Wydler). Сквозь них прорывается бесприютная скрипка Уоррена Эллиса (Warren Ellis). Кейв, как и положено боссу, включается последним, не столько пропевая, сколько декламируя строчки из песни на манер перфоманс-поэтов вроде Патти Смит. Ровно в тот момент, когда кажется, что прелюдия затянулась, на словах "it's the will of love" шум и гам обрываются - и остается только Кейв за фортепиано. Он мог бы сразу начать с лирики, которой будет посвящена приличная часть концерта, но куда интереснее оттенить ее хаосом, сперва разбросать кубики, а уже потом собирать из них гармоническую структуру.

Строго говоря, Кейв, все два часа разрывающийся между фортепиано и тесным контактом со зрителем, не делает ничего, что он не делал бы раньше. Он все так же неохотно заполняет паузы между песнями (типичный пример: "Следующая называется "Black Hair". И она о девушке с черными волосами. Это не о моих волосах. И не о ваших") и не принимает заказы из зала, выслушивая их разве что из уважения. Он по-прежнему требует от публики погружения в материал, и без такого погружения, как сказал бы Амаяк Акопян, "чуда не произойдет". Но при должном настрое и благодаря мягкому синему свету можно почти физически ощутить приливы и отливы в "Mermaids".

Смена аранжировок идет на пользу не всем песням из каталога Bad Seeds: если "The Mercy Seat" после того, как за нее взялись Джонни Кэш и Рик Рубин, уже ничего не страшно, то "The Weeping Song" - все же номер на два голоса, и без противовеса ощутимо проседает (в этом месте Бликсу Баргельда теоретически мог бы заменить Барри Адамсон, но тот снова покинул группу, а других равноценных вокалистов у Кейва не осталось). Но без удивительных превращений концерт не обходится. "Red Right Hand", прежде чем стать привычной хичкоковской страшилкой, оборачивается печальной песнью о неотвратимости судьбы. Сквозь нечестивый благовест "Tupelo" благодаря клавишным неуловимо просвечивает "Sinnerman" в версии Нины Симон, которую Кейв давно принял за образец артиста, хватающего аудиторию за грудки. Наконец, длинный и пространный "Higgs Boson Blues" заканчивается потешной перекличкой с первыми рядами, и она сбивает с песни налет созерцательной отстраненности.

Особенно богатым вышел encore, для которого, если верить свежесфотографированным источникам, у группы заготовлено полторы дюжины своих и чужих вещей на выбор. Давно выпавший из концертной обоймы "Up Jump the Devil", разукрашенный стуком сатанинских копытцев - это Кейв подтаскивает к переднему краю сцены ксилофон. "People Ain't No Good", воистину народный хит, озаренный светом мобильников. И финальная Push The Sky Away", после которой никакие постскриптумы уже не требуются: она как нельзя лучше описывает сегодняшнее мироощущение Кейва - артист должен пробовать себя на прочность, даже когда кажется, что перепробовано уже все.