СЕКРЕТ  Есть у нас один "Секрет"

26 апреля на московском юбилейном концерте бит-квартета "Секрет" была представлена первая авторизованная биография группы "Есть у нас один "Секрет", автором которой стал постоянный автор Звуков Павел Сурков. Мы представляем нашим читателям одну из глав книжки, чей первый тираж был распродан непосредственно на юбилейных концертах группы - вторая часть тиража появится на прилавках книжных магазинов только во второй половине марта. Но вы уже сейчас можете прочитать об одном из самых насыщенных периодов жизни группы - их знакомстве с Михаилом "Майком" Науменко, вступлении в ленинградский рок-клуб и о первых гастролях в Москве.

Биография построена по принципу "рассказов от первого лица", как в битловской "Антологии": музыканты сами рассказывают свою историю. Так что здесь нет Максима Леонидова, Николая Фоменко, Андрея Заблудовского и Алексея Мурашова. На страницах книги живут и действуют Макс, Фома, Забл и Мура. Так они сами себя называют и по сей день.

МАЙК, РОК-КЛУБ И ПЕРВАЯ ГАСТРОЛЬ

В Ленинграде уже существовал рок-клуб и каждая уважающая себя рок-группа хотела в него войти. После знаменитого на всю страну фестиваля "Тбилиси-80" казалось, что рок-музыка вполне может быть легализована. Речь, конечно, не шла о том, чтобы сравниться по популярности с официальными, идеологически выдержанными певцами. Но, по крайней мере, под крышей рок-клуба можно было не опасаться, что тебя "закроют" за нелегальный концерт - некий официальный статус группам рок-клуб волей-неволей придавал.
Опять же, попадание в рок-клуб автоматически способствовало росту популярности группы - ленинградская тусовка мгновенно реагировала на любое новое имя и с жадностью впитывала любую свежую музыкальную информацию. Но в рок-тусовке уже были свои герои: на первом месте в иерархии ленинградских рок-групп был, конечно, "Аквариум", скандально отметившийся на тбилисском фестивале - за экстравагантный перформанс в лучших традициях британских панков группу сняли с конкурса, а Бориса Гребенщикова исключили из комсомола и уволили с работы. Но, тем не менее, "Аквариум" по-прежнему был в авангарде ленинградских групп, Гребенщиков искал новые музыкальные формы и своим творчеством изрядно подпитывал всю рок-тусовку.
Сравниться по популярности с Гребенщиковым мог, разве что , Михаил "Майк" Науменко - лидер группы "Зоопарк". Именно он - по воле того самого счастливого случая - и стал первым проводником наших героев в мир настоящего рок-н-ролла. Именно Майк привел "Секрет" в рок-клуб и фактически вывел их на первую большую сцену. Об истории этого знакомства наши герои и по сей день вспоминают с удивительной теплотой.

Мура
Майк был гений. абсолютный гений, который мог очень просто, понятными словами, очень наивной лексикой говорить о чем-то важном, о чем-то главном. Говорить просто о сложном.

Макс
Двумя этажами выше нашей 51-й аудитории была студия звукозаписи, где Монозуб писал всех, кто к нему приходил. Там мы начали записывать наши первые песни - магнитоальбом, который мы решили назвать "Ты И Я". А параллельно Монозуб писал Майка. Мы познакомились. А Майк был, в общем, любопытен, и ему стало интересно - а что такое эти ребятки играют? Он остался как-то нас послушать - и ему понравилось.

Фома
Майк был совершенен во всем, что он делал. В том, как он жил, как сочинял, как играл. Он был одним из самых цельных людей, которых я вообще встречал в своей жизни. У него был кумир - Марк Болан, вот он и хотел жить, как Марк Болан. Не повторить его путь, нет, а повторить его отношение к жизни - когда ты просто живешь, а жизнь течет вокруг тебя. Но при этом он был абсолютный, настоящий интеллигент - и все это отразилось в его песнях. Его песни - это Питер нашей молодости, это как картина, как фотография: "Это гопники, они мешают мне жить" - и такое было тоже, конечно, районы типа Купчино и прочие прелести. Но Майк при этом был ни капли не озлобленным и не обиженным - он оставался удивительно добрым и светлым человеком. Вообще, мы оказались чрезвычайно близки по духу - люди одного знака, одной культуры, одного нотного стана.

Мура
Майк нас слушал, а мы слушали Майка - происходил такой творческий взаимообмен. Мы песню сыграем, Майк сыграет. И вот мы зацепились за "Буги-Вуги" и решили попробовать ее сыграть. И так получилось, что песня вписалась в наш репертуар. По идее, Майку тут самая пора взревновать, это же его вещь, он ее сочинил! А Майк наоборот - только обрадовался. А потом мы подхватили еще и вторую песню Майка - "Мажорный Рок-Н-Ролл". Больше мы чужих песен не пели, только свои. Уже потом, оставшись в составе трио, записали, опять же, майковский "Blues De Mosqou" и гребенщиковскую "Береги Свой Хой". Но это - уже другая история, о ней позже. А тогда Майк, который вполне мог запретить нам петь свои песни, по-настоящему обрадовался.

Фома
Майк сказал: "Круто вообще, чуваки!". Я думаю, он прекрасно понимал, что сочинил абсолютный хит, вот только он сам этот мега-хит раскрутить не сумел. А у нас получилось - и Майк не взревновал, не расстроился, а был в восторге. И такое отношение к жизни и творчеству как нельзя лучше характеризует Майка.

Макс
Мы были ужасно не похожи на все то, что Майка окружало. Он был внутри такого "духовного андеграунда", который и сформировал питерский рок. Было три кита - Гребенщиков, Цой и Майк, "Аквариум", "Кино" и "Зоопарк". Но вся эта музыка все-таки была наделена некоей мрачностью, депрессивностью - а тут мы со своей непосредственностью и оптимизмом. У нас была жизнь, у нас был драйв - но это был не фальшивый, не наигранный драйв. Это было в нас, собственно, именно это мы и взяли от битлов по-настоящему. И Майка это не могло не зацепить.

Мура
Мы ходили друг к другу в гости, разговаривали, слушали пластинки, выпивали, естественно. При этом отношений "старший-младший" не было, мы общались наравне, просто Майк уже был в рок-клубе, он был в тусовке, и он нас в эту тусовку тащил.

Макс
Майк жил в Волоколамском переулке, это рядом с Обводным каналом, в коммунальной квартире. Девятиметровая комната, а в ней - три человека: сам Майк, его жена и маленький сын. Жили фактически в нищете. Но при этом Майк был до неимоверности любознателен - прекрасно говорил по-английски, доставал какие-то новые книги, пластинки, очень много читал. И всегда, даже когда в доме у Майка не было ни копейки, он старался нас угостить - хотя бы пустым чаем.

Мура
Еще Майк безумно любил модели самолетов - сам их клеил и собирал. При этом наши, советские, модельки не очень ценил: в них часто не было пилота в кабине, а вот в зарубежных, ГДРовских модельках пилот был всегда. Но достать такую модель было практически нереально - но Майк где-то доставал, копил деньги.

Макс
Если мы были в какой-то степени модниками, то Майк, наоборот, был довольно небрежен в одежде. Ему было совершенно не важно, как и во что он одет - вечная джинсовая куртка, какие-то маечки, рубашки... Но однажды я пригласил его на спектакль "Ах, эти звезды!". И я просто не узнал Майка: он пришел в идеально выглаженной белой рубашке, с аккуратно причесанными волосами - просто другой человек. Вот только курточка джинсовая была та же, что и всегда. По-моему, у него другой и не было просто...

Фома
Майк сказал, что нам надо вступить в рок-клуб. Мы, в принципе, это тоже понимали. Но мы ни с кем из рокеров не общались, в тусовке не вертелись. Зато были стопроцентно уверены в собственной гениальности. Майк, как мне кажется, тоже понимал, что мы чего-то стоим - он замолвил за нас словечко, и мы пошли на прослушивание.

Макс
Для начала мы решили научиться орать - нами почему-то казалось, что если мы будем орать громче всех, нас обязательно полюбят и оценят. Орать мы научились довольно быстро. И на концерте орали так истошно, что народ пришел в восторг.

Мура
Наш "заход" в Рок-клуб случился, с одной стороны, при протеже Майка, а, с другой стороны, при поддержке Панкера. Панкер и натащил в зал "комиссию" - главных людей в рок-тусовке. Коля Михайлов, Наташа Васильева, кажется, даже Джордж Гуницкий пришел.

Макс
После нашего выступления все стали нас поздравлять, Подошел длинноволосый парень с серьгой в ухе и сказал:
- Первый раз слышал, как люди поют по-русски, а создается впечатление, что поют по-английски и текст не раздражает.
Это был Борис Гребенщиков.

Фома
Когда мы пришли в рок-клуб, отношение к нам было очень предвзятое: кто вы вообще такие? Театральный институт, маменькины сынки! Но мы стали играть - и нас услышали. Вернее, не так: нас расслушали. Тогда публика умела слушать по-настоящему, как это на западе происходит до сих пор. В этом, кстати, кардинальное отличие между днем вчерашним и днем сегодняшним. Тогда, в 80-е, мы играли практически по западной модели - написали новые песни, новую программу, и поехали в тур ее раскручивать. Сейчас же все по-другому: записываются песни, раскручиваются по радио и телевидению - и только потом исполняются на концертах, чтобы публика слушала уже знакомые вещи. Этим зритель отучается слушать и думать. А тогда восприятие было чистым, непредвзятым. Мы вышли с новыми номерами, с тем, что никто не слышал, и забрали восприятие рок-клуба так, как никто не ожидал. Кроме нас самих, естественно. Мы-то знали, что мы - гениальные.

Макс
Я только недавно понял, что мы были таким лакомым куском для тогдашнего рок-клуба тогдашнего - просто идеологически! Их же, с одной стороны, поддерживали, а с другой - хотя бы для проформы, но критиковали: что это тут у вас, какие-то кожано-рожаные, группа «Кино», мама-анархия, папа-стакан портвейна. А тут – сахарные мальчики, из театрального института, государственная организация, и никакого социального протеста в их песнях вроде и нет. Вот, посмотрите - белые рубашечки, галстучки, мальчики поют. И тоже - рок-клуб! И мы отличались коренным образом от того, что у них в рок-клубе в тот момент происходило. Мы были искренними, раскрепощенными. Играть, конечно, толком не умели, зато с лихвой это восполняли темпераментом, азартом и искренностью.

Фома
Я безумно не люблю все эти ветеранские рассказы про то, что, мол, вязали, прятали, держали в тюрьме, не давали играть. Все это собачья чушь. В СССР была жесткость, но эта жесткость существовала в силу закона. По большому счету, СССР мало чем отличался от той же Англии - там и по сей день нельзя спеть «Королева, отсоси». Если ты это споешь, то отправишься в тюрьму - коротко и ясно. И за счет этого сжатия, определенной цензуры - выкристаллизовывалось настоящее. Так что это была не несвобода, а попросту фильтрация распущенности. Конечно, буйства никакого не терпели, если бы кто-то спел "Коммунистическая партия, иди в жопу!" - быстренько бы прикрыли всю лавочку. Поэтому протест бы тоньше, элегантней, завуалированней - все тонкости текста, полунамеки, скрытая ирония - все эти вещи воспринимались в два, в три, в четыре слоя. Людей фактически учили думать и слушать не просто текст, а подтекст и контекст.

Мура
Конечно, организаторы рок-клуба - тот же Коля Михайлов - прекрасно понимал, что все это делается с санкции КГБ. Но мы-то наслаждались этой свободой, просто потому что и не знали, и не задумывались, каким образом нам эта свобода дана. Да это, наверное, и не важно было - мы хотели играть, и мы играли. Уже здорово, уже хорошо.

Макс
Сразу после рок-клуба случилась и первая гастроль - у Майка был назначен концерт в Москве, на часовом заводе "Слава". И они с Панкером выбили для нас место на разогреве - можно было сыграть восемь песен.

Фома
Мы струхнули, конечно же. Во-первых, сразу ехать в Москву, во-вторых - с Майком. Он-то для нас был совершенный небожитель, настоящий рокер. Но сыграть очень хотелось. Поэтому мы решили пойти на компромисс: если нам оплатят дорогу, то мы поедем. С одной стороны, совесть была чиста, с другой - нервы несколько подуспокоили. В итоге билеты нам принесли за два часа до отхода поезда. Мы сорвались и поехали.

Макс
Мы ехали в Москву как настоящие рокеры - с нами были ребята из группы "Пепел", металлисты, с хаерами. Им предстояло подыгрывать Майку, потому что полного состава он не собрал.

Мура
"Зоопарк" в тот момент был группой скорее виртуальной, чем реальной. Но вся рокерская тусовка знала майковские песни, поэтому ему любой мог подыграть. А зрителям было все равно, кто аккомпанирует - шли на Майка, а остальные музыканты оказывались как-то побоку. Но тут Майк играл только при поддержке барабанщика - это вообще был нонсенс.

Макс
Второй шок ожидал нас в Москве, когда мы приехали в клуб часового завода "Слава". Первое, что мы увидели - это грузчиков, выгружавших совершенно шикарный аппарат. Как выяснилось, это была аппаратура Муслима Магомаева. Настоящий немецкий аппарат! Мы такого даже представить себе не могли. Тут мы снова струхнули. А к Майку тем временем начали подходить фанаты. И он, в своей рваной джинсе и разваливающихся кедах, гордо ходит вокруг магомаевского аппарата и раздает автографы как настоящая рок-звезда: кому-то расписывается на паспорте, а кому-то - даже на груди.

Фома
Выглядели мы как три с половиной идиота. Три с половиной - потому что Леша Мурашов был единственным из нас, кто не разоделся на этот концерт и выглядел по-человечески. А мы решили взять публику еще и внешним видом и напялили на себя дикие костюмы. Нам казалось, что это оригинально. А на деле оказалось - по-идиотски.

Макс
Дима Рубин надел деревянные сабо, которые нашел на антресолях 51-й аудитории. Коля - комбинезон жены небесного цвета, в котором он был похож на Карлсона. Я был в голубом костюме с длинным шарфом. Ни дать ни взять - три педика.

Мура
На нас как-то странно косились, но тут дело взял в руки Майк. Он убеждал всех вокруг, в том числе и московских организаторов, что "Секрет" - ломовая группа, круче не бывает. Майку верили, но на нас по-прежнему смотрели с подозрением. Тем временем нам принесли обратные билеты, что нас несколько успокоило: уже сможем вернуться домой в Ленинград. Так что мы пошли на сцену более-менее уверенно. Но тут-то и началось самое интересное.

Макс
Мы вышли на сцену в полной темноте, где зал - можно было понять только по ору. Когда зажгли свет, мы оказались разноцветными задницами к публике. Разворачиваемся, и зал видит нашу неземную красоту. И тут Дима Рубин решил "дать звезду" и заорал:
- Привет, Москва!
Как ни странно, зал возликовал. Но мы этим воспользоваться не успели - на первой песне из педали вылетела пружина.

Мура
Если какая-то неприятность может случиться - она случается. Мы даже двух тактов не сыграли, как у меня сломалась педаль. Пока я заправлял пружину обратно, ребята делали вид, что настраиваются. Но публике двухминутная заминка не понравилась, все начали орать, "Майка! Майка давай!". А тут мы заиграли про именины у Кристины.

Фома
Заиграли мы раза в четыре быстрее, чем нужно - просто со страху. Народ ревет, и тут как в "Двенадцати стульях" - кажется, нам сейчас будут бить морду. А мы все играем. Устроители концерта нам делают из-за кулис страшные рожи, мол, закругляйтесь, народ звереет.

Макс
Вместо положенных восьми песен мы сыграли четыре и свалили со сцены. На фоне бешеного успеха Майка наш провал был более чем очевиден: Майка публика обожала. При этом он к моменту выхода на сцену был уже изрядно навеселе, забывал слова, но фаны этого не замечали. Так что домой мы возвращались совершенно убитые.

Фома
Другие бы на нашем месте плюнули на все и разбежались. Но мы почему-то решили не сдаваться - слишком сильно было наше желание продолжать играть, а главное - мы были абсолютно уверены в своем успехе. Несмотря ни на что.