Леонид ФЕДОРОВ  Старые и новые песни о главном

Последние несколько лет творческая активность Леонида Федорова движется по циклу, описанному Алексеем Хвостенко и недаром так самому Федорову полюбившемуся: снова-ко-мне-вернется-то-что-со-мною-было-больше-уже-не-будет-снова-ко-мне-вернется-...

В большом сольном концерте, устроенным Федоровым в ЦДХ после большого перерыва, это проявилось со всей наглядностью. Странно сейчас вспомнить, что первый такой сольник был устроен здесь же больше чем девять лет назад - 1 апреля 1997 года. Кажется, это была совсем другая жизнь - без цифровых камер, сотовых телефонов, да по существу и без интернета. Но все было очень похоже - одинокий человек в мешковатой одежде сидел на стульчике с акустической гитарой и явно на ходу вспоминал-подбирал свои песенки - и совсем старые, вроде "Волчицы" и "Лампы", и новые (были исполнены "Немцы", "Верьте" и "Сын" с "Безондерса", "Холода" с "Таял", а также почти весь "Лиловый день"), и совсем новые, еще не зафиксированные студийными записями. Но что-то явно изменилось.
Во-первых, гораздо больше стало народу - публика давно разобралась, что сольники Федорова -это не концерты Аукцыона "всухую", а совершенно отдельный жанр, имеющий мало отношения к развеселой рок-банде.
Во-вторых, Федоров теперь сидит, окруженный электропримочками и с запасной гитарой (хотя - невиданное дело! - он не порвал ни одной струны за весь концерт).

Но самое главное, конечно, то, что изменились сами песни. Даже старые, хорошо известные вещи, такие как "Птица", "Зима" или даже "Моя любовь", стали звучать по-другому. Федоров жаловался недавно, что у него сел голос, и ему неудобно стало петь старые вещи, но, думается, дело не в голосе. Он элементарно повзрослел. Ушло скоморошество, стеб, выпендрежные музыкальные и текстовые загогулины. Пришли - сдержанность, каноничность, переходящая порою в подчеркнутую архаичность, пра-языкость.

Но при этом осталась и еще даже лучше стала видна невероятная, абсолютная музыкальность и артистичность Леонида Федорова. Порою кажется, что для него не существует ни темпа, ни размера, ни даже темперации: поет и перебирает струны как бог на душу положит, да еще и окружает себя какими-то шумами, наводками, электронными лупами и т.д. Но при этом в конечном итоге все у него оказывается в нужной тональности и в правильном, очень сложном внутреннем ритме. Да еще и умудряется, несмотря на набитый зал, сохранять ощущение непринужденных посиделок на кухне.

Но порою, в кульминационные моменты, белое лицо с широко раскрытом в крике ртом, которое кто-то из журналистов не очень вежливо, но неожиданно точно сравнил с "сырой картофелиной", начинало напоминать античную театральную маску. Это большой артист. Что тут добавишь.