Peter HAMMILL  "Я - натуральный англичанин"

Генератор Ван Дер Граафа - физический прибор, многократно виденный в школе на уроках физики. Такой круглый диск из диэлектрика с полосками фольги, который при раскручивании вырабатывает электричество.
Van Der Graaf Generator - арт-рок-группа, основанная в 1968 году студентами Манчестерского университета.
Это чтобы не путать, конечно же. И вместо эпиграфа.

***
Питер Хэммилл (Peter Hammill) был в России дважды. Первый раз - в 1995-м, в сопровождении группы, состоявшей частично из экс-музыкантов Van Der Graaf Generator, второй раз, в 1998-м, - соло, аккомпанировал себе в основном на рояле. Я был на обоих концертах. Уж не помню почему, но первый из них произвел на меня гораздо меньшее впечатление, нежели второй. Выяснилось, что когда на сцену "Горбушки" выходит невысокий, тонкий, седеющий человек благородной наружности и садится за рояль, он запросто может прогнуть под себя зал, который и не эдаких видывал. Какой там хэви, какой панк - под тонкими пальцами Хэммилла рояль вместе с голосом пианиста стонал, рычал, взлетал к небесам и ползал по дну Марианской впадины. Соответственно и слушатели испытывали то разреженную эфирность, то непомерную толщу вод. Было жутковато. И даже когда Хэммилл раскланивался, а зал отвечал ему овацией, холодок откровенно бежал за ворот - казалось, скромный англичанин сейчас сядет к роялю и взорвет мир.
Но таких намерений у него никогда не было.

***
Хэммилл вообще-то не только поет своим надрывным, полутеатральным голосом. Хэммилл пишет стихи - и хорошие стихи, настоящие, выпустил несколько книг. Его цитируют в эпиграфах известные фантасты Г.Л.Олди, с ним сравнивают электронного эксцентрика, эссеиста и блоггера Момуса; последний, впрочем, открещивается от сходства, хотя и сообщает: первый посещенный им концерт был как раз группы Van Der Graaf Generator.

***
Вежливый менеджер в телефонной трубке говорит пару традиционно-необязательных слов, и его сменяет другой голос - насмешливый, чуть нервный, немного сбивчивый. Это Хэммилл.
- Так почему, - говорю, - вы все-таки собрались?
- Да мы же продолжали общаться и работать вместе, - подтверждает мою догадку голос с туманного Альбиона. - Так или иначе возникали предположения о том, как и что бы мы играли не в моих или чьих-то еще проектах, а как группа. И вот настал момент. Но это не реюнион, не воссоединение - это реформация, и мы это признаем. Есть ведь разница.
- Есть, - подтверждаю я. - Но вот какая штука - многие из ваших коллег, начинавших с вами в одно время, собираются вместе. Вот намедни в Москве играли Colosseum, и прекрасно играли. Вообще я давно замечаю, что многие из тех, кто начинали в 60-е, сейчас, сорок лет спустя, дают изрядную фору молодым - и по части энергии, и по части идейной...
- Не то чтобы я следил за молодыми группами, - отвечает мне Питер, - но у меня есть частичный ответ. В наше время важна была музыкальная точка отсчета, а не карьерная. И потом, я давно уже понял - когда тебе за полтинник, это не значит, что ты старик. Ну не готов я к отставке. Не знаю, как Colosseum, а мы заряжаемся энергией друг от друга, и то, что мы давно играем вместе, только увеличивает мощность. То, о чем вы говорите - очень позитивно и даже восхитительно, ну так и музыка сама по себе восхитительна!
Ну да, думаю я про себя. Вы легких путей не искали - недаром же группа в первый раз распалась в том же 1968-м, после записи первого сингла. Он, легкий и непритязательный, понравился руководству лейбла, и оно затребовало продолжения - в том же духе. А они не хотели в том же.

***
Каким образом этот нервный человек стал одним из классиков арт-рока, понять невозможно. Помпезный, торжественный жанр у многих звезд его оказывался явлением скорее математическим, и искусство композиции в его традиционном понимании превалировало над духом, который в роке едва ли не главное, потому как парит, где хочет. А Хэммил сам этот дух и есть. И прославившие его слолжные философские тексты ведут родство не с Аристотелем, но с Эдгаром По - вот кого, кстати, можно было бы назвать рокером! Кстати, именно поэтому Van Der Graaf Generator остался в истории рока единственной группой, которую приняли панки. Но об этом я спрошу его чуть позже.
- Вы же ведь не только собрались, - говорю, - но и альбом новый записали. Аж двойной. Это едва ли не важнее. - Точно! - радуется Хэммилл. - И для нас это было самым важным. Мы не хотели просто играть старые вещи, зарабатывая на спокойную старость. Нам нужно было записать новые вещи - и это, возвращаясь к вашему предыдущему вопросу, придавало нам еще больше энергии. Хотя, конечно, мы отталкивались от себя самих.
Достойная позиция, что сказать! Тем более если в записанном двойнике второй диск целиком состоит из общегрупповых импровизаций, которые неискушенное ухо может счесть вполне авангардитстскими. Барабанщик Эванс, кстати, сказал о втором диске: "это как если бы слушателя заперли в комнате вместе с нами", а изящно мыслящий критик Томпсон добавил: "и когда этот слушатель поймет, что эта клаустрофобия относится к самым освежающим звукам в истории рока, он выкинет ключ от комнаты". Витиевато, но верно по сути.

***
- Если сравнивать нынешний Van Der Graaf с его прежними инкарнациями, вернее сказать, сравнивать ваше состояние: есть вообще поводы для такого сравнения? - это я путаюсь в вопросе, который еще минуту назад казался кристально ясным. Но Питер понимает, о чем я. - Очень разные состояния. Все по-другому. Тогда мы были молоды, и были очень тесно связаны, мы были группой! А теперь у каждого у нас - свои аспекты жизни, свои приоритеты. И поэтому мы куда внимательней друг к другу, чем раньше.
Пора, кстати, спросить и про панков. А то забуду.
- Во второй половине 70-х, когда прогрессив- и арт-рок были почти что сметены панком, но известно, что ваш альбом Nadir's Big Chance был принят панками на ура. С чего бы?
- У нас, знаете, всегда была в музыке некая агрессия, живая такая, натуральная, не придуманная и не сказочная. И нам это время не показалось неподходящим для нашей музыки - вот мы и вписались в него. Правда, распались в 1978-м. Но по причинам, к панку отношения не имеющим.
- Вы, похоже, не боялись незнакомого будущего...
- Надеюсь, что и до сих пор не боюсь его. Я мало изменился. Главное для меня - не повторять все время одни и те же клише. Каждое лицо должно отличаться от другого, каждый шаг вперед - восхитительно новым. Это ведь приятнее, чем бояться будущего, правда?
Nadir's Big Chance был хэммилловским сольником, записанным в 1975-м, когда Sex Pistols еще не ругались в сторону Букингемского дворца, да что там, Ramones только-только поднимали головы. Как в воду глядел Питер Хэммилл - он пел о юном рок-бунтаре Рикки Надире, употребляя слова "панк" и "анархия". Это, кстати, едва ли не самая-самая "роковая" в архетипичном смысле его пластинка. Неудивительно, что Джон Лайдон, который некогда был Джонни Роттеном, несколько раз упоминал ее в числе своих любимых.

***
- Вы ведь были уже в России, - говорю я. Питер соглашается - да, был, много поездил. - Но вот что интересно: Ваши тексты сложны, они вообще мало похожи на тексты, это стихи! У Вас ведь и книги выходили?
- Да, в семидесятых, две книги, - отвечает Хэммилл.
- Так я вот о чем: не трудно ли, не страшно петь такие песни перед людьми, которые не понимают больше половины слов?
- Интересный вопрос, - задумывается британец. - Но это же все-таки песни! Мне кажется, что к середине концерта наступает понимание смысла слов, потому что я стараюсь их дополнить - дополнить и усилить - музыкой. И тут уже не так важен язык, на котором говорит публика. Да и не в смысле дело, скорее в эмоциональной окраске. Она важнее смысла слов.
У Хэммилла есть сольный альбом "As Close As This". Я его потом переслушал, после этого интервью. Там нет ничего, кроме голоса и падающих в никуда, в пустоту клавиш рояля. Действительно, ничего понимать не надо. Не соврал.

***
- Скажите, а вы только музыкой занимаетесь и стихи пишете - или все-таки есть на что отвлечься? - включаю я "журналиста", обязанного задавать вопросы о хобби и личной жизни. Но Питер не удивляется.
- Я очень люблю спорт, - говорит он, и я удивленно хмыкаю в трубку. - И более всего - регби и крикет.
- Прямо настоящий англичанин, - поддеваю я.
- Точно, так и есть, - весело подтверждает он, - одна игра для лета, одна - для зимы. Удовольствие огромное! И потом, спорт - это так по-человечески, так эмоционально насыщенно!
- Ну так можно вас назвать натуральным англичанином?
- Отчасти да, - говорит мне любимец Джонни Роттена. - Временами я очень англичанен - воспитание и образование диктуют. A временами я очень оппозиционно настроен к национальным обычаям и культуре. Но это, в общем, тоже по-английски. Я горжусь этим, хоть и считаю себя если не европейцем, то человеком, понимающим, что такое европейская, да и вовсе мировая культура.
- А группа - это надолго? Вы теперь навсегда Van Der Graaf?
- Сейчас у нас небольшой гастрольный тур, - отвечает Питер, - после Питера и Москвы мы отыграем еще пять концертов - один в Германии, три в Англии и в Голландии еще один, а потом завершим эту деятельность. То, что мы снова вместе, не означает, что мы впряглись в ярмо. Надо будет - соберемся снова, не будет необходимости - не станем. Но о новой пластинке думаем.
- Чего-то особенного вы ждете от российской гастроли? - я снова включаю "журналиста".
- Да, конечно - хорошего концерта, теплой реакции и высокого качества аудитории. Предыдущие мои визиты сюда не давали в нем сомневаться. Это будут эмоциональные вечера, о которых мне потом будет приятно вспомнить. И это - хорошо.
Они снова дадут понять нам, эти люди в возрасте, что когда тебе за полтинник - это еще не старость, они снова накалят зал и остановятся на той грани, переходить которую - признак черствости и непрофессионализма. Седой тонкий человек выйдет на авансцену, обведет ее рукой, указывая на друзей и коллег, и поклонится нам.

Конечно, хорошо. Куда уж лучше.