"Волосатые ублюдки будут нюхать незабудки". Будут, будут. А чего им еще
седовласым, убеленным сединами, окруженным нашей теплой заботой и вниманием,
делать? Во времена, когда по Совку разгуливали дозволенно
лохматые ансамбли навроде ВИА "Цветы" п/р посадника рок-н-ролла в некондовой
стране С.
Намина, такие же в точности товарищи были и на Западе. Этап жизненного пути
шведской группы Kaipa пришелся на период детской смертности "детей
цветов" и занюхивания последних облетевших одуванчиков, что наложило на их
творчество слезоточивый аллергический отпечаток. За годы своего существования
(1973-82 гг. RIP) коллектив, зажатый в руке клавишника Ханса Люндина (Hans
Lundin), кинул пять альбомов с прицелом на пышные формы raw models
арт/прогрессив рока 70-х. Когда его творческие силы иссякли,
коллектив почил в бозе.
Пройдя сверхдлительный курс лечения, ветераны fart-rock'а устроили
cumback. Зачем? А Шнур их знает. Наверно, оттого, что "вновь появился
спрос на прогрессив", а может, просто вновь захотелось потрясти стариной.
Старину поднимали в четыре руки: Люндин (одновременно участник Hagen) и
бывший (1974-79 гг.) гитарист Рейне Столт (Roine Stolt), ныне сидящий на
поляне Flower Kings в ожидании Мамабу. Еще у них были более молодые
помощники мамы: Морган Агрен (ударные), Йонас Райнгольд (бас),
Патрик Лундстрем (голос), Тове Терн Люндин (голос), барышня
Алина (тоже голос) и другие еще менее примечательные товарищи.
Первоначально новый альбом старой группы так и хотели назвать: "Поднятая
старина", но затем передумали в пользу "Записки из мертвого дома"
("Notes from the past"). Когда новый альбом почтил вставанием память
70-х, оказалось, что старина по-прежнему страдает гигантоманией. 79
минут.
Еще оказалось, что почтенный возраст успел сказаться на достойных
мэтрах, и
наши милые старички вспомнили все, что было не с ними. В их песне
"Mirrors of yesterday" так и поется: мол, "I'm searching for the child
in me, I'm tryin' to recall". Это где-то между ретроградной амнезией и
впаданием в детство. Полный набор симфо-прог-арт
занудства, собранный с миру по нитке - умыкнули у всех, у кого
могли. И долгие, бесконечно долгие пассажи на клавишах, всех залитых слюнями,
абсолютно всех. И слюнявые, как Ясер
Арафат, пассажи порой под 14 минут в длину. И слюнявые мелодии, добренькие.
Не добрые, а добренькие. И слюнявый голосок, натужно приторный, вокал,
напоминающий голос Давида Ковердэйла, проведшего три часа в турецкой
бане. Натужные рифмы - плоды жестокой констипации: "Notes from the past
- they appear at last. Signs in my mind - tell me where I will find". Если
хорошо потужиться,
они, рифмы, могут выйти и без клизмы, но лучше с фенолфталеином...
Зато - оh mon ami! Сколько
ращзговоров о мистических, якобы имеющих место быть, "фишечках", о высочайшем
уровне исполнительского мастерства, о несказанной технике, в которой мы, о! -
тонкие непонятые эстеты - понимаем столько же, сколько в технологии сварки
обечаек бака приборного контейнера! Сколько арта, прога, харда! Сколько
прекрасных слов!
Вся эта богадельня снабжена лучезарными иллюстрациями в духе фэнтези: тут вам и
иссиня-черное влагалище космоса с
разлитой посредине спермой млечного пути, из которого злобно проглядывают
больничным светом гонококки звездочек; и пестрящие в глазу гефсиманские сады
Аркадии; и сложенный из повисших в воздухе за здорово живешь камней (см. обложку), образующих, судя по всему, мост из внешнего мира в вотчину помещика
Манилова. В итоге - такой блаженный кисель для беззубых суспензоров, что в пору вспомнить
о сострадании к ближнему.
P.S.: Копаясь на сайте группы в кучах легко предсказуемых биографий,
напыщенных и
занудных пресс-релизов и безмозглых, изобилующих надутыми,
толстощекими прилагательными, клише, обнаружена мною была
совершенно изуверская,
как ни переведи, фраза, предельно точно характеризующая творческие усилия
группы: formal beauty. Perkele!!!
Earl SCRUGGS (1924)
Doris TROY (1937)
Adriano CELENTANO (1938)
Van MCCOY (1944)
Syd BARRETT (1946)
Shirley BROWN (1947)
Sandy DENNY (1947)
Joey MISKULIN (1949)